Почему в России не любят феминитивы
Язык подвижная конструкция, и мы уже говорили об этом: однако не все готовы это принимать. Гендерные номинации, обозначающие женщин в языке и в жизни страны, все еще порицаются: противники феминитивов ратуют за сохранность речи, хотя на деле выступают против необходимости изменить нравы андроцентричного мира.
В этот раз Heroine затронет социальные аспекты, которые создают у гендерных обозначений в России негативный образ. Мы продолжаем рассуждать о феминитивах и о том, почему они так медленно входят в наш лексикон.
Это связано с горизонтальным и вертикальным разделением оно появилось еще несколько веков назад и сохраняется до сих пор. В русском языке вообще давно складывается забавная ситуация: некоторые феминитивы, наподобие «уборщицы», «проститутки», «актрисы» или «певицы» вполне можно использовать в СМИ, даже если Госдума все же введет штрафы за «новояз» более того, конструкции вроде «Певец Вера Брежнева» звучат для русского человека непривычно и странно.Однако предположим, что Брежнева захочет стать депутатом или директором и вот тогда нам придется отдавать предпочтение обозначению мужского рода. Второе указывает на стеклянный потолок: женщина доходит лишь до определенного уровня авторитетности. Первое отображает стеклянные стены и означает, что «женские» номинации существуют только в определенных сферах, характерных только для данного гендера. То есть она может стать студенткой, лаборанткой или аспиранткой, но затем работает как доктор или профессор.
Если нужно было обозначить девушку, занимающуюся нестандартной для того времени работой, прибегали к использованию мужских номинаций.Получались конструкции вроде: «Будущая жена Дуная, бывшая первым стрелком в Киеве, отправляется во чисто поле искать себе супротивников, с тем чтобы выйти замуж за того, кто любит ее» у С. Подобная тенденция существовала, увы, давно еще в эпоху Просвещения профессии разграничивались на сугубо женские такие как няня, прачка, кухарка и мужские: лекарь, денщик.Позже, в 19 веке, тенденция сохранялась: женщины не участвовали в политической или социальной деятельности, им запрещалось получать образование наравне с мужчинами, и потому в расширении феминитивов тоже не было необходимости. Появлялось мнение, что мужской род в языке как бы универсален не в последнюю очередь из-за маскулинного взгляда на мир как главного. Шашкова.
Однако для многих слов чаще всего тех, которые обозначают управляющую должность, сохранялся только мужской или обобщенный род. Во второй половине века женщины чаще участвовали в политике, искусстве и науке тогда-то и прибегли к их обозначению с помощью феминитивов. Возникла странная взаимосвязь: феминитивы создавали в основном для областей, которые не уважались в мужском сообществе поэтому у женских обозначений складывался статус оскорбительных. Традиционно женские занятия продолжали считаться делами второго сорта поэтому им смело приписывали гендерные номинации. Однако ближе к началу 20 века ситуация изменилась.
После 1905 года стали проходить мирные протесты суфражисток, требовавших у государства равных избирательных прав для людей всех вероисповеданий, сословий и полов. Начало новой эпохи примечательно не только бунтами и революции но еще и развитием женских движений. Женский опыт нуждался в заметности. Авторитет женщин повысился, и тех нужно было отображать в языке если не наравне с мужчинами, то хотя бы рядом с ними.
Стигма женской работы исчезала девушек, наконец, стали признавать! Лингвисты отмечали, что гендерные номинации в ту пору создавались очень быстро: как только женский труд проникал в новую область, появлялось и его обозначение: чаще прибегали к словосочетаниям и использованию суффиксов, создавая термины «сестра милосердия», «авиаторша», «телеграфистка». После того как у власти закрепились большевики, и вовсе возникла надежда на феминитивы в том понимании, как мы представляем их себе сейчас появлялись «интеллигентки», «укладчицы», «вузовки», «активистки», «милиционерки».
Однако позже такие конструкции вытеснялись исследовательница Вероника Беркутова отмечает, что слова с суффиксом «-тель» чаще становились гендерно-нейтральными, чем существительные, заканчивающиеся на «-щик». Казалось, что женщин всегда будут признавать равными и отображать их в социальной сфере именно благодаря феминитивам. Позже положение «мужских» обозначений как гендерно-нейтральных укрепилось: связывали это с борьбой в 1920-1930-е годы за внедрение женщин в производство. Она связывает это с тем, что первые то и дело появлялись в общественно-политической лексике. Когда положение женщины в определенной сфере становилось обыденным, ее называли мужской-нормативной номинацией. Поначалу ситуация повторялась как и 5-10 лет назад: девушке в новой сфере присваивали феминитив как непривычному явлению, подчеркивая ее уникальность.
Виноградов нередко упоминал, что мужской род в русском языке стал обозначать не столько идею пола, сколько соотнесенность с классом «человек» после таких заявлений дело возвращалось к обесцениванию женского труда: для специальностей, на которых трудились представители обоих гендеров, работал тот самый принцип включенности, о котором мы говорили ранее «милиционерок» вновь называли «милиционерами»; феминитивы оставались только для «традиционной» женской работы. Вплоть до конца 40-х годов филологи отмечали этот факт специалист по русской словесности В.В.
Писатель Борис Тимофеев был крайне возмущен таким положением: К 1960-м годам люди стали замечать, что обозначения профессий в женском роде исчезли.
Это аксиома. Мужчина и женщина в Советском Союзе равноправны. Почему же они в последнее время называются учителями, писателями, артистами? Существуют учительницы, писательницы, артистки. Между тем официально она получает за свою отличную работу звание заслуженного учителя, а выдающаяся артистка – заслуженного артиста. замечает он. Разве слово учительница, например, хоть в какой-либо степени умаляет труд той, которая отдает благородному делу обучения и воспитания детей десятки лет жизни?
Все просто дело в представлениях о маскулинности, феминности и роли каждого из гендеров в стране и, как следствие, в языке. Возникает логичный вопрос: как так получалось, что женщин то замечали в общественно-политической сфере, то замалчивали сам факт их работы, пусть и скрыто. Все просто дело, как всегда, в общественных стереотипах. Примечательно, что феминитивы вытеснили из речи в первые десятилетия после укрепления позиций большевиков когда все люди из рабочего класса признавались равными.
После возникает демографическая повестка страна нуждалась в приросте населения, и потому на арену снова выходит образ «женщины-матери», «женщины-обольстительницы», «заботливой домохозяйки» идет курс на укрепление семей, поэтому темпы эмансипации снижались. В 1920-1930-х годах на агитплакатах, обложках журналов и открытках женские фигуры становятся чуть более мужеподобными тела изображаются крепкими и мускулистыми, лица сосредоточенными.Это привело к тому, что популярным стал андрогинный образ человека и такое же видение мира: тут социализм в каждой отдельно взятой семье нужно строить, с «женским» счастьем и предназначением можно пока повременить. К тому же, как указывалось в повести Булгакова «Собачье сердце», феминитивы оставались пережитком интеллигенции и дворянства, бывшими не в фаворе: когда большевичка представляется профессору Преображенскому как «заведующий культотделом дома», Филипп Филиппович поправляет ее: «за-ве-дующая» и тем самым указывает на то, что гендерной номинацией во времена укрепления социалистов пользовались буржуа.
Де Бовуар, к слову, подмечала, что, хотя за репрезентацию мужского как общего мужчины расплачиваются утратой их телесного воплощения, женщинам приходится вообще отказываться от их субъектности показательности. По мнению многих исследовательниц, например, Симоны де Бовуар и Розы Брайдотти, мужское окончательно стало восприниматься как «норма» отображение женщин чаще всего оказывалось показом чего-то «иного», «неправильного».
Представления о дамской работе как о неугодной и речь о девушках, словно о «другом поле», заставляют критиков думать, что репрезентацией женщин люди испортят представления о традиционных представлениях о быте, семье, главенстве мужчин. Ближе к 21 веку представления о женщинах прошлых лет смешивались с негативными коннотациями из дореволюционной эпохи, и в итоге мы наблюдаем, как блюстители чистоты языка борются против феминитивов хотя на самом деле им не до ясности речи. Они забывают, что все равны, но помнят, что кто-то равнее.